Алексей Карасев: объединять талантливых людей ‒ это, наверное, самое сложное что может быть
Плотник из Новосибирска Алексей Карасев о том, как собрать талантливых людей вокруг сверхценной идеи
Фото: Плотник Алексей Карасев за работой г. Новосибирск
‒ Представьтесь, пожалуйста
‒ Зовут меня Алексей Карасев, я плотник, представляю артель, которая занимается деревянным домостроением в русских народных традициях. Наше производство находится в Новосибирской области, но благодаря тому, что деревянные дома из бревен можно изготовить, а потом разобрать и перевезти, наши объекты есть в разных уголках страны.
‒ Расскажите о людях и событиях, которые, возможно, повлияли на вас в юности и помогли определиться с профессией?
‒ С детства когда-то был впечатлен деревянными домами, точнее одной избушкой недалеко от дома. Мне было лет пять или шесть. Это было одно из первых ярких впечатлений, которые, возможно, предопределили мой профессиональный выбор. Потом, в дошкольном возрасте, занимался в фольклорной студии. Руководил ею Алексей Долгов, который познакомил с фольклором и зажег интерес к народной культуре. Все эти детские впечатления, видимо, предопределили мой дальнейший путь. Я думаю, человек ‒ это сумма взглядов других людей, но все же для меня определяющим была народная культура, народные носители, с которыми я встречался в экспедициях. После школы, в студенчестве, я интересовался фольклором и этнографией, предпринимал ряд этнографических поездок по Сибири (Новосибирская область, Алтай), а также по Курганской области.
‒ Зовут меня Алексей Карасев, я плотник, представляю артель, которая занимается деревянным домостроением в русских народных традициях. Наше производство находится в Новосибирской области, но благодаря тому, что деревянные дома из бревен можно изготовить, а потом разобрать и перевезти, наши объекты есть в разных уголках страны.
‒ Расскажите о людях и событиях, которые, возможно, повлияли на вас в юности и помогли определиться с профессией?
‒ С детства когда-то был впечатлен деревянными домами, точнее одной избушкой недалеко от дома. Мне было лет пять или шесть. Это было одно из первых ярких впечатлений, которые, возможно, предопределили мой профессиональный выбор. Потом, в дошкольном возрасте, занимался в фольклорной студии. Руководил ею Алексей Долгов, который познакомил с фольклором и зажег интерес к народной культуре. Все эти детские впечатления, видимо, предопределили мой дальнейший путь. Я думаю, человек ‒ это сумма взглядов других людей, но все же для меня определяющим была народная культура, народные носители, с которыми я встречался в экспедициях. После школы, в студенчестве, я интересовался фольклором и этнографией, предпринимал ряд этнографических поездок по Сибири (Новосибирская область, Алтай), а также по Курганской области.
‒ Что предшествовало выбору профессии?
‒ Еще во время студенчества я задумывался о том, в какую сторону двигаться и чем на жизнь зарабатывать. Я видел затруднения как-либо реализовать себя в народном творчестве, но однажды обратил внимание на ремесло, которое давало возможность обеспечивать семью и заниматься любимым делом. Это была традиция деревянного домостроения. Тогда я учился в НГТУ по специальности «Связь с подвижными объектами (сотовая и спутниковая связь)», и мои родители видели мое будущее в этом. После окончания ВУЗа какое-то время я даже работал по специальности, и достаточно успешно, но меня не оставляли мысли о деревянном домостроении и часть рабочего времени (да простят меня работодатели) была посвящена чтению литературы на эту тему (смеется - авт.)
‒ Кто ваши родители и чем они занимались?
‒ Они из рабочей среды, очень работящие люди. Помню как в 1990-е годы они работали на двух-трех работах, чтобы обеспечить семью и дать возможность нам с братом учиться. И сейчас, несмотря на возраст, они удивляют своей работоспособностью ‒ ранние подъемы в 5 утра, работа, дача с большим огородом и садом, и еще находят время понянчиться с внуками.
‒ Еще во время студенчества я задумывался о том, в какую сторону двигаться и чем на жизнь зарабатывать. Я видел затруднения как-либо реализовать себя в народном творчестве, но однажды обратил внимание на ремесло, которое давало возможность обеспечивать семью и заниматься любимым делом. Это была традиция деревянного домостроения. Тогда я учился в НГТУ по специальности «Связь с подвижными объектами (сотовая и спутниковая связь)», и мои родители видели мое будущее в этом. После окончания ВУЗа какое-то время я даже работал по специальности, и достаточно успешно, но меня не оставляли мысли о деревянном домостроении и часть рабочего времени (да простят меня работодатели) была посвящена чтению литературы на эту тему (смеется - авт.)
‒ Кто ваши родители и чем они занимались?
‒ Они из рабочей среды, очень работящие люди. Помню как в 1990-е годы они работали на двух-трех работах, чтобы обеспечить семью и дать возможность нам с братом учиться. И сейчас, несмотря на возраст, они удивляют своей работоспособностью ‒ ранние подъемы в 5 утра, работа, дача с большим огородом и садом, и еще находят время понянчиться с внуками.
Мы стараемся восстановить те традиции, которые были до нас, и даже работаем плотницкими топорами образца XVII-XVIII вв. (есть буквально пара кузнецов в Москве, которые их куют для таких, как мы).
‒ Как произошло так, что вы стали заниматься деревянным домостроением?
‒ В 2007 я женился, и начались кардинальные перемены. У меня было две попытки войти в эту сферу: первая закончилась неудачно, моей молодой семье нечего было есть. Так случилось, что в бригаде куда меня пообещали взять, что-то не срослось, а с работы я уже уволился. Пришлось встать в подмастерья по отделке деревянных домов, но впоследствии всё выровнялось и появилась возможность попасть в бригаду, с которой я получил первый профессиональный опыт. После была работа в Москве и Тульской области. Там я узнал, что в центральной России есть плотники-реставраторы ‒ и их достаточно много! ‒ и открыл для себя, что есть целое плотницкое направление, которое близко к народным традициям. Это было знакомство с очень интересными людьми и то, о чём я раньше мог читать, наверное, только в книжках, можно было увидеть вживую, окунуться и перенять от людей реальный опыт. Когда вернулся в Новосибирск, понял, что здесь таких бригад нет. Я с удовольствием работал бы под началом какого-нибудь руководителя, но именно отсутствие выбора подтолкнуло меня к своему делу.
‒ В 2007 я женился, и начались кардинальные перемены. У меня было две попытки войти в эту сферу: первая закончилась неудачно, моей молодой семье нечего было есть. Так случилось, что в бригаде куда меня пообещали взять, что-то не срослось, а с работы я уже уволился. Пришлось встать в подмастерья по отделке деревянных домов, но впоследствии всё выровнялось и появилась возможность попасть в бригаду, с которой я получил первый профессиональный опыт. После была работа в Москве и Тульской области. Там я узнал, что в центральной России есть плотники-реставраторы ‒ и их достаточно много! ‒ и открыл для себя, что есть целое плотницкое направление, которое близко к народным традициям. Это было знакомство с очень интересными людьми и то, о чём я раньше мог читать, наверное, только в книжках, можно было увидеть вживую, окунуться и перенять от людей реальный опыт. Когда вернулся в Новосибирск, понял, что здесь таких бригад нет. Я с удовольствием работал бы под началом какого-нибудь руководителя, но именно отсутствие выбора подтолкнуло меня к своему делу.
‒ Чем сегодня занимается артель Алексея Карасева?
‒ Работа в народных традициях и технологиях это не только про архитектуру и про определенные образы домов и храмов, это еще и про технологию обработки древесины и про многое другое. Мы стараемся восстановить те традиции, которые были до нас, и даже работаем плотницкими топорами образца XVII-XVIII вв. (есть буквально пара кузнецов в Москве, которые их куют для таких, как мы). Сегодня наша артель представляет собой группу людей, заинтересованных и объединенных желанием культивировать не только традиционное ремесло, но и традиционные ценности. Вот их мы стараемся нести не только на словах, в общении, во взаимодействии друг с другом, но и в результатах своего труда.
‒ Зачем это вам, ведь это не самый простой путь? Вы пытаетесь делать нечто большее, чем просто строить дома?
‒ На самом деле, это не трудный для меня путь, а напротив самый прямой и легкий. Что мной движет? Все те же ценности, которые были важны для наших предков, для наших дедушек и бабушек, и не только тех, кого мы застали в живых, но и предков прошлых веков.
Вместе с тем, это не только ценности, но и просто красивый визуальный ряд. Русская архитектура ‒ она ведь очень красивая! Однако сейчас в деревянном домостроении очень популярна стилистика северной Европы или Америки. Думаю, это связано с тем, что мы плохо знаем свою отеческую культуру. На это сильно повлияли различные потрясения в прошедшем веке и запрет деятельности артелей (в том числе и плотницких) во второй половине 20 века.
‒ Работа в народных традициях и технологиях это не только про архитектуру и про определенные образы домов и храмов, это еще и про технологию обработки древесины и про многое другое. Мы стараемся восстановить те традиции, которые были до нас, и даже работаем плотницкими топорами образца XVII-XVIII вв. (есть буквально пара кузнецов в Москве, которые их куют для таких, как мы). Сегодня наша артель представляет собой группу людей, заинтересованных и объединенных желанием культивировать не только традиционное ремесло, но и традиционные ценности. Вот их мы стараемся нести не только на словах, в общении, во взаимодействии друг с другом, но и в результатах своего труда.
‒ Зачем это вам, ведь это не самый простой путь? Вы пытаетесь делать нечто большее, чем просто строить дома?
‒ На самом деле, это не трудный для меня путь, а напротив самый прямой и легкий. Что мной движет? Все те же ценности, которые были важны для наших предков, для наших дедушек и бабушек, и не только тех, кого мы застали в живых, но и предков прошлых веков.
Вместе с тем, это не только ценности, но и просто красивый визуальный ряд. Русская архитектура ‒ она ведь очень красивая! Однако сейчас в деревянном домостроении очень популярна стилистика северной Европы или Америки. Думаю, это связано с тем, что мы плохо знаем свою отеческую культуру. На это сильно повлияли различные потрясения в прошедшем веке и запрет деятельности артелей (в том числе и плотницких) во второй половине 20 века.
‒ Много объектов деревянного зодчества в таком первозданном состоянии сохранилось до наших дней?
‒ Если мы окажемся в деревне где-нибудь на Русском Севере, там найдутся сотни объектов, которые представляют интерес, а в Новосибирской области уже не так много деревянных памятников архитектуры, и чаще всего, это русский модерн . В одну из поездок мне запомнилась одна деревня (вернее, улочка) в Новосибирской области, там было около пяти домов, которые не были испорчены пластиковыми окнами и заборами из профлиста. Они были выполнены в одном ансамбле, это приятно глазу и действительно очень красиво. На Русском Севере таких улочек больше, но, к сожалению, эти дома и церкви ветшают, чаще всего не ремонтируются и не реставрируются. В нашей стране все еще можно найти именно такие ансамбли, потому что нашим предкам было очень важно окружать себя красотой и передавать её, им была важна красота во всем. В более поздние времена это выражалось в обилии резьбы декоративных элементов, а в более ранние ‒ просто объемным решением. Ключевое значение имели не конкретные украшения, а именно объемы и силуэты, вот это всегда было красиво.
‒ Расскажите, пожалуйста, о ваших успешных проектах.
‒ Пусть лучше нашу работу оценивают специалисты со стороны и заказчики. На протяжении всей трудовой деятельности мы постепенно улучшали и технологии производства работ, и архитектурные образы. Мы постепенно шагали, и каждый объект был лучше предыдущего. Последний, который мы построили, он самый значимый ‒ это часовня священномученицы Татьяны в Октябрьском районе Новосибирска на территории строительного университета. Она построена в традициях Русского Севера XVIII-XIX веков. Ее образ выполнен полностью в соответствии с канонами, даже деревообработку мы старались применять традиционную. Это, пожалуй, самая интересная работа. Сегодня мы трудимся над новым уникальным объектом (пока что на стадии проектирования), и, возможно, это будет следующим этапом в нашем развитии. Сейчас могу сказать только то, что ничего подобного в нашем Сибирском регионе пока нет.
‒ Если мы окажемся в деревне где-нибудь на Русском Севере, там найдутся сотни объектов, которые представляют интерес, а в Новосибирской области уже не так много деревянных памятников архитектуры, и чаще всего, это русский модерн . В одну из поездок мне запомнилась одна деревня (вернее, улочка) в Новосибирской области, там было около пяти домов, которые не были испорчены пластиковыми окнами и заборами из профлиста. Они были выполнены в одном ансамбле, это приятно глазу и действительно очень красиво. На Русском Севере таких улочек больше, но, к сожалению, эти дома и церкви ветшают, чаще всего не ремонтируются и не реставрируются. В нашей стране все еще можно найти именно такие ансамбли, потому что нашим предкам было очень важно окружать себя красотой и передавать её, им была важна красота во всем. В более поздние времена это выражалось в обилии резьбы декоративных элементов, а в более ранние ‒ просто объемным решением. Ключевое значение имели не конкретные украшения, а именно объемы и силуэты, вот это всегда было красиво.
‒ Расскажите, пожалуйста, о ваших успешных проектах.
‒ Пусть лучше нашу работу оценивают специалисты со стороны и заказчики. На протяжении всей трудовой деятельности мы постепенно улучшали и технологии производства работ, и архитектурные образы. Мы постепенно шагали, и каждый объект был лучше предыдущего. Последний, который мы построили, он самый значимый ‒ это часовня священномученицы Татьяны в Октябрьском районе Новосибирска на территории строительного университета. Она построена в традициях Русского Севера XVIII-XIX веков. Ее образ выполнен полностью в соответствии с канонами, даже деревообработку мы старались применять традиционную. Это, пожалуй, самая интересная работа. Сегодня мы трудимся над новым уникальным объектом (пока что на стадии проектирования), и, возможно, это будет следующим этапом в нашем развитии. Сейчас могу сказать только то, что ничего подобного в нашем Сибирском регионе пока нет.
Фото: Часовня священномученицы Татьяны г. Новосибирск (Артель Алексея Карасева)
‒ Вы как-то написали в сети: «На днях заказчик заявил, что, выбирая застройщика, посмотрел более пятнадцати рубленных домов различных строителей и подписал договор со мной. Удивительное ощущение: еще никто так изящно не высказывался относительно качества моей работы. Примечательно, что это четвертый заказ подряд, который прошел по сарафанному радио». Как вы думаете, почему люди выбирают вас? В чем секрет?
‒ Возможно, это результат отношения к делу, интерес к деталям, нюансам, начиная даже от заготовки древесины. Думаю, со стороны это заметно. Это было бы невозможно без увлеченности своим делом.
‒ Возможно, это результат отношения к делу, интерес к деталям, нюансам, начиная даже от заготовки древесины. Думаю, со стороны это заметно. Это было бы невозможно без увлеченности своим делом.
наверное, приоритеты другие: не себя рекламировать, занять рынок и расширить производство, а научиться рисовать красивые проекты и качественно их выполнять. Здесь вопрос именно про глубину, а не широту освоения.
‒ Удивительно, но информации о вашей артели практически нет в Интернете, только ваш личный профиль и фотографии некоторых объектов.
‒ Да, попытка была, но, наверное, приоритеты другие: не себя рекламировать, занять рынок и расширить производство, а научиться рисовать красивые проекты и качественно их выполнять. Здесь вопрос именно про глубину, а не широту освоения. Поэтому мы в медийном пространстве представлены скромно, я бы сказал, — практически никак.
‒ Сегодня в обществе много говорят о возрождении народной культуры, традиций. Большое внимание уделяется реставрации памятников старины. Что вы думаете по этому поводу?
‒ Это очень нужное дело. Но проблемы в таких проектах возникают тогда, когда распределением средств занимаются люди, ориентированные на власть и деньги, а не на сохранение народной культуры. Разные цели ‒ соответствующий результат. То есть происходит подмена, и под завесой традиций реализуются коммерческие цели. Все бы ничего, но бывали случаи, когда во время реставрации уничтожались целые памятники старины, когда деревянные дома зашивались виниловым сайдингом или "старинные" остроги строились из профилированного бруса. Это недопустимо! Проблема еще в том, что работу над такими объектами можно получить только на торгах, предложив наименьшую цену. Но объект культурного наследия ‒ это всегда искусство, которое требует лучших мастеров и лучшие материалы. Поэтому целый пласт экспертов и бригад, которые имеют колоссальный опыт по восстановлению памятников архитектуры деревянного зодчества, оказываются не у дел. Возможно, эта система конкурсов и торгов помогает в коротких дистанциях как-то контролировать расход бюджетных средств, но совершенно точно не приводит к должному результату на продолжительный срок.
‒ Да, попытка была, но, наверное, приоритеты другие: не себя рекламировать, занять рынок и расширить производство, а научиться рисовать красивые проекты и качественно их выполнять. Здесь вопрос именно про глубину, а не широту освоения. Поэтому мы в медийном пространстве представлены скромно, я бы сказал, — практически никак.
‒ Сегодня в обществе много говорят о возрождении народной культуры, традиций. Большое внимание уделяется реставрации памятников старины. Что вы думаете по этому поводу?
‒ Это очень нужное дело. Но проблемы в таких проектах возникают тогда, когда распределением средств занимаются люди, ориентированные на власть и деньги, а не на сохранение народной культуры. Разные цели ‒ соответствующий результат. То есть происходит подмена, и под завесой традиций реализуются коммерческие цели. Все бы ничего, но бывали случаи, когда во время реставрации уничтожались целые памятники старины, когда деревянные дома зашивались виниловым сайдингом или "старинные" остроги строились из профилированного бруса. Это недопустимо! Проблема еще в том, что работу над такими объектами можно получить только на торгах, предложив наименьшую цену. Но объект культурного наследия ‒ это всегда искусство, которое требует лучших мастеров и лучшие материалы. Поэтому целый пласт экспертов и бригад, которые имеют колоссальный опыт по восстановлению памятников архитектуры деревянного зодчества, оказываются не у дел. Возможно, эта система конкурсов и торгов помогает в коротких дистанциях как-то контролировать расход бюджетных средств, но совершенно точно не приводит к должному результату на продолжительный срок.
Фото: Жилой дом г. Новосибирск (Артель Алексея Карасева)
‒ Понятное дело, нужно сохранять традиции, но сегодня появляются новые высокотехнологичные материалы и пропитки для обработки древесины. Есть ли место новаторству в ваших объектах?
‒ Естественно, мы живем не в XIX веке. Однако есть нюанс: в нашей стране более чем на полвека были прерваны традиции деревянного домостроения с разгоном артели при Сталине. Поэтому вместо того, чтобы эволюционировать в 1990-е, мы были вынуждены начинать с нуля. И только сейчас, спустя 30 лет, у нас есть возможность вернуться к своим традициям, не пренебрегая новыми технологиями. Это и теплые полы, и возможность скрыть электрические и слаботочные системы внутри стен, сделать дом комфортным. Требования к комфорту, конечно, изменились, но ничто не мешает наполнить эти архаичные с виду сооружения современным содержанием. Вот, например, в нашей часовне, построенной в традициях русского севера XVIII-XIX веков, мы, по настоянию заказчика, сделали теплый пол, уложив его под керамогранит.
‒ Вы занимаетесь и жилой, и храмовой архитектурой. Есть ли разница в этих объектах и подходах к их реализации? Есть ощущение того, что иногда вы строите на века?
‒ Не делаю разницы в отношении того, насколько сильно вложиться в тот или иной объект. В любой работе я и моя команда выкладываемся полностью и делаем максимально возможное, что от нас зависит, будь это часовня, храм или жилой дом ‒ не имеет значения. Ведь и храм нужен не бестелесному Богу, а земному человеку, и обычный дом также нужен только человеку. Надеюсь, наши строения долго прослужат людям.
‒ Естественно, мы живем не в XIX веке. Однако есть нюанс: в нашей стране более чем на полвека были прерваны традиции деревянного домостроения с разгоном артели при Сталине. Поэтому вместо того, чтобы эволюционировать в 1990-е, мы были вынуждены начинать с нуля. И только сейчас, спустя 30 лет, у нас есть возможность вернуться к своим традициям, не пренебрегая новыми технологиями. Это и теплые полы, и возможность скрыть электрические и слаботочные системы внутри стен, сделать дом комфортным. Требования к комфорту, конечно, изменились, но ничто не мешает наполнить эти архаичные с виду сооружения современным содержанием. Вот, например, в нашей часовне, построенной в традициях русского севера XVIII-XIX веков, мы, по настоянию заказчика, сделали теплый пол, уложив его под керамогранит.
‒ Вы занимаетесь и жилой, и храмовой архитектурой. Есть ли разница в этих объектах и подходах к их реализации? Есть ощущение того, что иногда вы строите на века?
‒ Не делаю разницы в отношении того, насколько сильно вложиться в тот или иной объект. В любой работе я и моя команда выкладываемся полностью и делаем максимально возможное, что от нас зависит, будь это часовня, храм или жилой дом ‒ не имеет значения. Ведь и храм нужен не бестелесному Богу, а земному человеку, и обычный дом также нужен только человеку. Надеюсь, наши строения долго прослужат людям.
Само ремесло по книжкам не перенять, это то, что передается из рук в руки и обретается на практике, а вот дальше самообразование становится ключевым моментом.
‒ В чем принципиальная разница между строительством дома и храма с точки зрения технологий?
‒ Разница в обилии архитектурных элементов. Наша часовня маленькая, но там есть все, что присутствует на больших храмах: деревянная главка, бочка над входом, покрытая осиновым лемехом, сами стены ручной рубки. Обилие декоративных элементов: восьмерик у нас венчает часовню, восьмерик с повалом. Это чисто храмовые архитектурные элементы, которые сложны в исполнении, но мы с удовольствием и любовью все это делаем.
‒ Ведь эти технологии нужно найти, наверное, много литературы перечитать? Вы пишете в сети, что изучаете картины Васнецова и наблюдаете за деталями строений того времени. Что за кулисами ваших проектов, вероятно, там огромный пласт не только работы руками, но и интеллектуального труда?
‒ Само ремесло по книжкам не перенять, это то, что передается из рук в руки и обретается на практике, а вот дальше самообразование становится ключевым моментом. Я люблю читать книги по истории и этнографии, рассматривать картины и гравюры, выполненные в прошлые века, на которых есть изображения традиционной архитектуры, ‒ это кладезь информации и впечатлений. Когда-то была возможность поучаствовать в реставрационной деятельности на памятниках деревянной архитектуры, это тоже дало опыт и знания, которые трудно переоценить.
‒ Разница в обилии архитектурных элементов. Наша часовня маленькая, но там есть все, что присутствует на больших храмах: деревянная главка, бочка над входом, покрытая осиновым лемехом, сами стены ручной рубки. Обилие декоративных элементов: восьмерик у нас венчает часовню, восьмерик с повалом. Это чисто храмовые архитектурные элементы, которые сложны в исполнении, но мы с удовольствием и любовью все это делаем.
‒ Ведь эти технологии нужно найти, наверное, много литературы перечитать? Вы пишете в сети, что изучаете картины Васнецова и наблюдаете за деталями строений того времени. Что за кулисами ваших проектов, вероятно, там огромный пласт не только работы руками, но и интеллектуального труда?
‒ Само ремесло по книжкам не перенять, это то, что передается из рук в руки и обретается на практике, а вот дальше самообразование становится ключевым моментом. Я люблю читать книги по истории и этнографии, рассматривать картины и гравюры, выполненные в прошлые века, на которых есть изображения традиционной архитектуры, ‒ это кладезь информации и впечатлений. Когда-то была возможность поучаствовать в реставрационной деятельности на памятниках деревянной архитектуры, это тоже дало опыт и знания, которые трудно переоценить.
Фото: Артель Алексея Карасева г. Новосибирск
Моя роль заключается в объединении всех этих людей. Нужно увидеть интересы каждого, его способности и направить все в одно русло, чтобы мы осуществили главное ‒ сделали хорошо заказчику. Но вот собрать таких людей вместе можно только вокруг какой-то сверхценной идеи.
‒ У вас непростой подход к делу. Расскажите про людей, которые с вами работают. Наверное, это необычные люди?
‒ Это разные люди, по-разному пришедшие в артель, с различными целями. Кому-то хотелось пилить бревна большой бензопилой, чтобы она громко жужжала, чтобы у нее была большая шина, чтобы почувствовать себя мужиком, кому-то хотелось орудовать большим топором (смеется - авт.), у кого-то были эстетические запросы. Моя роль заключается в объединении всех этих людей. Нужно увидеть интересы каждого, его способности и направить все в одно русло, чтобы мы осуществили главное ‒ сделали хорошо заказчику. Это ключевой момент! Ну и внутри бригады нужно стараться помочь друг другу. Ремесло, оно ведь самоценно. Как сказал Антуан де Сент-Экзюпери: «Величие всякого ремесла, быть может, прежде всего в том и состоит, что оно объединяет людей: ибо ничего нет в мире драгоценнее уз, соединяющих человека с человеком. Работая только ради материальных благ, мы сами себе строим тюрьму..".». Я думаю, речь идет о стремлении к взаимопониманию, нахождению компромиссов и, в конечном счете, все же о той христианской любви, когда мы помогаем друг другу и пусть немножечко, но жертвуем собой ради другого. Это происходит и внутри бригады, по крайней мере, мы стараемся, чтобы так происходило, и, конечно, нам важно достичь взаимопонимания с заказчиком. Это какие-то основополагающие принципы, которые нам помогают объединяться и не разбегаться в разные стороны, потому что объединять талантливых людей ‒ это, наверное, самое сложное что может быть. Каждый чувствует свою самодостаточность и стремиться к самостоятельности, автономности, и вот здесь собрать таких людей вместе можно вокруг какой-то сверхценной идеи.
‒ Это разные люди, по-разному пришедшие в артель, с различными целями. Кому-то хотелось пилить бревна большой бензопилой, чтобы она громко жужжала, чтобы у нее была большая шина, чтобы почувствовать себя мужиком, кому-то хотелось орудовать большим топором (смеется - авт.), у кого-то были эстетические запросы. Моя роль заключается в объединении всех этих людей. Нужно увидеть интересы каждого, его способности и направить все в одно русло, чтобы мы осуществили главное ‒ сделали хорошо заказчику. Это ключевой момент! Ну и внутри бригады нужно стараться помочь друг другу. Ремесло, оно ведь самоценно. Как сказал Антуан де Сент-Экзюпери: «Величие всякого ремесла, быть может, прежде всего в том и состоит, что оно объединяет людей: ибо ничего нет в мире драгоценнее уз, соединяющих человека с человеком. Работая только ради материальных благ, мы сами себе строим тюрьму..".». Я думаю, речь идет о стремлении к взаимопониманию, нахождению компромиссов и, в конечном счете, все же о той христианской любви, когда мы помогаем друг другу и пусть немножечко, но жертвуем собой ради другого. Это происходит и внутри бригады, по крайней мере, мы стараемся, чтобы так происходило, и, конечно, нам важно достичь взаимопонимания с заказчиком. Это какие-то основополагающие принципы, которые нам помогают объединяться и не разбегаться в разные стороны, потому что объединять талантливых людей ‒ это, наверное, самое сложное что может быть. Каждый чувствует свою самодостаточность и стремиться к самостоятельности, автономности, и вот здесь собрать таких людей вместе можно вокруг какой-то сверхценной идеи.
‒ Сколько человек работает с вами и как долго?
‒ Сейчас восемь. На большие объекты привлекаем еще людей. Есть те, с кем мы уже восемь лет вместе (кстати, я считаю это своим достижением!). Есть ребята, которые уходили, а потом возвращались. У меня всегда есть уверенность, что если появится какой-то интересный объект, то вся команда, наработанная за годы, объединится. Все эти люди, они приобрели свой первый строительный опыт в нашей бригаде. Они могут не только реализовывать мое виденье проекта во всех деталях, но и выдержать подход к работе, который ценен для всех нас.
‒ Вы пишите в сети: «Приглашаем в нашу теплую компанию потрудиться на интересных объектах, тяга к мастерству и добросовестность обязательна». Какие еще «маяки» вы расставляете? Как добиваетесь того, что к вам идут совершенно определенные люди, которые умеют договариваться и жертвуют собой ради другого?
‒ На самом деле для того, чтобы выяснить, насколько человек подходит, достаточно трех-пяти минут разговора, просто нужно слушать людей. Достаточно спросить про прошлое место работы, человек сам расскажет. По тому, как он карандаш заточил, уже видно, насколько точно он сможет выполнить разметку. Какие важные ценности у нас? Это стремление к добросовестности. У человека может что-то не получаться сразу, но если он стремится к лучшему, он будет расти над собой. Поэтому стремление к добросовестности ‒ это важно, это камертон на который мы ориентируемся
‒ Сейчас восемь. На большие объекты привлекаем еще людей. Есть те, с кем мы уже восемь лет вместе (кстати, я считаю это своим достижением!). Есть ребята, которые уходили, а потом возвращались. У меня всегда есть уверенность, что если появится какой-то интересный объект, то вся команда, наработанная за годы, объединится. Все эти люди, они приобрели свой первый строительный опыт в нашей бригаде. Они могут не только реализовывать мое виденье проекта во всех деталях, но и выдержать подход к работе, который ценен для всех нас.
‒ Вы пишите в сети: «Приглашаем в нашу теплую компанию потрудиться на интересных объектах, тяга к мастерству и добросовестность обязательна». Какие еще «маяки» вы расставляете? Как добиваетесь того, что к вам идут совершенно определенные люди, которые умеют договариваться и жертвуют собой ради другого?
‒ На самом деле для того, чтобы выяснить, насколько человек подходит, достаточно трех-пяти минут разговора, просто нужно слушать людей. Достаточно спросить про прошлое место работы, человек сам расскажет. По тому, как он карандаш заточил, уже видно, насколько точно он сможет выполнить разметку. Какие важные ценности у нас? Это стремление к добросовестности. У человека может что-то не получаться сразу, но если он стремится к лучшему, он будет расти над собой. Поэтому стремление к добросовестности ‒ это важно, это камертон на который мы ориентируемся
‒ Можете ли вы сказать, что в ходе работы отношения в коллективе становятся лучше и профессионализм растет?
‒ Стараюсь чтобы отношения в коллективе были стабильными, чтобы они изначально были хорошими. Всякое бывает ‒ случаются и конфликты, это норма жизни, но если с ними разобраться, тогда есть возможность выдохнуть и дружно трудиться дальше. С хорошим настроением и работается легко.
‒ Вы подбираете людей таким образом, чтобы, с одной стороны, они были мастерами или стремящимися к этому, а с другой ‒ людьми, способными услышать друг друга?
‒ Мы строим не мелкие объекты. Это можно баньку одному срубить, а большое строительство это всегда про соборность, про объединение людей, и эти люди должны быть не просто какими-то невостребованными на рынке труда, это должны быть таланты ‒ настоящие мастера. Конечно, они умеют ладить друг с другом, одно без другого не получится. Да и настоящий мастер все-таки будет ценить и выделять главное, а главным во всей истории остается человек.
‒ Стараюсь чтобы отношения в коллективе были стабильными, чтобы они изначально были хорошими. Всякое бывает ‒ случаются и конфликты, это норма жизни, но если с ними разобраться, тогда есть возможность выдохнуть и дружно трудиться дальше. С хорошим настроением и работается легко.
‒ Вы подбираете людей таким образом, чтобы, с одной стороны, они были мастерами или стремящимися к этому, а с другой ‒ людьми, способными услышать друг друга?
‒ Мы строим не мелкие объекты. Это можно баньку одному срубить, а большое строительство это всегда про соборность, про объединение людей, и эти люди должны быть не просто какими-то невостребованными на рынке труда, это должны быть таланты ‒ настоящие мастера. Конечно, они умеют ладить друг с другом, одно без другого не получится. Да и настоящий мастер все-таки будет ценить и выделять главное, а главным во всей истории остается человек.
‒ Какие на ваш взгляд существуют проблемы в отрасли?
‒ Первое ‒ кадры. Я чувствую провал в этой сфере. Молодежь не идет в стройку, а те, что иногда появляются, пассивны. Они приходят с ожиданием, что их всему научат, все на блюдечке принесут. Помню себя в самом начале: горел, хватал работу, старался быстрее научиться. Сегодня молодой человек приходит на работу с мыслью о том, что ему все должны.
Второе ‒ лесозаготовка. Сейчас ситуация стабилизировалась, но буквально год назад это была катастрофа для таких ремесленников, как мы. У нас попросту отсутствовала возможность взять хороший лес! Он весь уходит на экспорт. У нас в России в принципе леса мало, это звучит как абсурд, но это так! Наши предки для строительства выбирали лес лучшего качества по таким характеристикам, как кривизна, наличие сучков, сбежистость. Мы рубим срубы вручную, и для нас важно качество древесины. Однако лесозаготовителям невыгодно работать с покупателями небольших объемов.
Третье ‒ устаревшие СНиПы, из-за которых сейчас практически нет возможности построить современное деревянное здание, не нарушив нормы. Вот скажем, говоря о пожарной безопасности, достаточно непросто сделать скрытую проводку внутри стен, соблюдая требования. Финны могут, американцы могут, а россияне почему-то нет.
‒ Первое ‒ кадры. Я чувствую провал в этой сфере. Молодежь не идет в стройку, а те, что иногда появляются, пассивны. Они приходят с ожиданием, что их всему научат, все на блюдечке принесут. Помню себя в самом начале: горел, хватал работу, старался быстрее научиться. Сегодня молодой человек приходит на работу с мыслью о том, что ему все должны.
Второе ‒ лесозаготовка. Сейчас ситуация стабилизировалась, но буквально год назад это была катастрофа для таких ремесленников, как мы. У нас попросту отсутствовала возможность взять хороший лес! Он весь уходит на экспорт. У нас в России в принципе леса мало, это звучит как абсурд, но это так! Наши предки для строительства выбирали лес лучшего качества по таким характеристикам, как кривизна, наличие сучков, сбежистость. Мы рубим срубы вручную, и для нас важно качество древесины. Однако лесозаготовителям невыгодно работать с покупателями небольших объемов.
Третье ‒ устаревшие СНиПы, из-за которых сейчас практически нет возможности построить современное деревянное здание, не нарушив нормы. Вот скажем, говоря о пожарной безопасности, достаточно непросто сделать скрытую проводку внутри стен, соблюдая требования. Финны могут, американцы могут, а россияне почему-то нет.
‒ У вас есть учителя, те люди, с кого берете пример?
‒ Есть человек, подход которого мне интересен, ‒ это Карелин Петр Феликсович, архитектор-строитель, в старину таких называли зодчие, человек, уважаемый среди тех, кто занимается традиционным домостроением. Он построил десятки храмов. Мне интересна его критика и замечания. У нас сейчас складывается творческий союз, где он нам помогает, консультирует. Мнение таких авторитетов для меня важно.
‒ Что для вас главное в жизни? У вас есть какие-то универсальные правила, по которым живете, принимаете решения?
‒ Это христианское мировоззрение. И в нем помимо Бога есть еще и человек ‒ личность, к которой нужно относиться если не с любовью, то хотя бы с уважением.
‒ Любовь и уважение ‒ как вы их понимаете?
‒ Уважение ‒ это, наверное, составляющая любви. Уважение ‒ это какой-то минимум, который можно постараться достичь в бригаде, в отношениях с людьми. Любовь ‒ это нечто большее, готовность отдать частичку себя ради другого, жертвовать.
‒ Есть человек, подход которого мне интересен, ‒ это Карелин Петр Феликсович, архитектор-строитель, в старину таких называли зодчие, человек, уважаемый среди тех, кто занимается традиционным домостроением. Он построил десятки храмов. Мне интересна его критика и замечания. У нас сейчас складывается творческий союз, где он нам помогает, консультирует. Мнение таких авторитетов для меня важно.
‒ Что для вас главное в жизни? У вас есть какие-то универсальные правила, по которым живете, принимаете решения?
‒ Это христианское мировоззрение. И в нем помимо Бога есть еще и человек ‒ личность, к которой нужно относиться если не с любовью, то хотя бы с уважением.
‒ Любовь и уважение ‒ как вы их понимаете?
‒ Уважение ‒ это, наверное, составляющая любви. Уважение ‒ это какой-то минимум, который можно постараться достичь в бригаде, в отношениях с людьми. Любовь ‒ это нечто большее, готовность отдать частичку себя ради другого, жертвовать.
Сейчас люди в большинстве своем не поют, потому что традиции прервались, но я уверен, многие в душе хотели бы петь.
‒ Расскажите про свою семью.
‒ Я женат, воспитываю шестерых детей. Мы же говорили про кадровый дефицит, я полагаюсь только на себя, в долгую играю, поэтому мои дети будут когда-то моим конкурентным преимуществом (смеется - авт.). Это, конечно, шутка, но это продолжение моего миропонимания, того, как, на мой взгляд, должно происходить. Когда-то было нормой девять и четырнадцать детей, но современный человек измельчал. Если раньше на столах стояли самовары ведерные, то сейчас чайники на литр-полтора. Когда мы увидим ведерные чайники в магазинах, будьте уверены ‒ жизнь налаживается.
‒ Чем занимаетесь вне работы?
‒ Люблю народные песни, творчество. Играю на балалайке, гуслях, гармошках разных (когда-то закончил музыкальную школу).
‒ Как часто вы поете, с кем, в каких ситуациях?
‒ Сейчас люди в большинстве своем не поют, потому что традиции прервались, но я уверен, многие в душе хотели бы петь. А вот если у кого-то и желания такого не возникает, вот это грустно (смеется). У нас такая среда фольклористов. Мы все поем, кто-то хорошо, кто-то хуже. Я, кстати, плохо пою, очень посредственно, но само пение мне доставляет удовольствие. Пару раз в году мы собираемся друзьями, обязательно на Рождество (самое благодатное время). Когда люди поют ‒ это возможность обходиться без алкоголя и очень душевно проводить время. До совместного пения ты мог не знать человека, а песню спел и такое ощущение, что вы год знакомы. Что-то передается невербальным способом, через песню ты узнаешь людей. У человека всегда крайние эмоциональные состояния выражаются через голос, это и радость, и горе. Пение ‒ это возможность выразить свои чувства и поделиться ими.
‒ Я женат, воспитываю шестерых детей. Мы же говорили про кадровый дефицит, я полагаюсь только на себя, в долгую играю, поэтому мои дети будут когда-то моим конкурентным преимуществом (смеется - авт.). Это, конечно, шутка, но это продолжение моего миропонимания, того, как, на мой взгляд, должно происходить. Когда-то было нормой девять и четырнадцать детей, но современный человек измельчал. Если раньше на столах стояли самовары ведерные, то сейчас чайники на литр-полтора. Когда мы увидим ведерные чайники в магазинах, будьте уверены ‒ жизнь налаживается.
‒ Чем занимаетесь вне работы?
‒ Люблю народные песни, творчество. Играю на балалайке, гуслях, гармошках разных (когда-то закончил музыкальную школу).
‒ Как часто вы поете, с кем, в каких ситуациях?
‒ Сейчас люди в большинстве своем не поют, потому что традиции прервались, но я уверен, многие в душе хотели бы петь. А вот если у кого-то и желания такого не возникает, вот это грустно (смеется). У нас такая среда фольклористов. Мы все поем, кто-то хорошо, кто-то хуже. Я, кстати, плохо пою, очень посредственно, но само пение мне доставляет удовольствие. Пару раз в году мы собираемся друзьями, обязательно на Рождество (самое благодатное время). Когда люди поют ‒ это возможность обходиться без алкоголя и очень душевно проводить время. До совместного пения ты мог не знать человека, а песню спел и такое ощущение, что вы год знакомы. Что-то передается невербальным способом, через песню ты узнаешь людей. У человека всегда крайние эмоциональные состояния выражаются через голос, это и радость, и горе. Пение ‒ это возможность выразить свои чувства и поделиться ими.
‒ Вы как-то публиковали на своей странице стихотворение Бродского «Одиночество». Как вы думаете, о чем оно?
‒ Это стихотворение можно несколько раз прочитать и что-то новое услышать. Но оно актуально сейчас в данную минуту, у нас государство переживает не самое простое время, и для меня становится принципиально в каких-то вещах не молчать. Ведь всегда легко согласиться с чем-то, о чем потом будешь жалеть.
‒ У вас есть увлечение ‒ прыжки с парашютом,‒ которым вы занимаетесь с детства. Расскажите, зачем это вам сегодня?
‒ Это попытки избавиться от ответственности (смеется - авт.). На самом деле, я двадцать лет не прыгал. У меня 115 прыжков, и первый был в 13 лет, тогда для меня было интересно себя испытать. Прошлым летом вернулся к парашютному спорту, хотелось эмоциональной встряски.
‒ Какой вы себе представляете ту самую компанию, в которой вам легко? Опишите образ человека, с которым хотелось бы идти по жизни.
‒ У меня нет стремления идеализировать, я стараюсь не создавать нереальные ожидания относительно человека. Я привык объединять очень разноплановых людей. Естественное несовершенство человека мне понятно и оно не становится препятствием к поддержанию отношений. Я вижу красоту в людях, несмотря ни на какие обстоятельства. Бывает, человек помятый жизнью, усталость, грусть в глазах, а за этим видно красоту прожитой жизни. Нужно понять, что самым главным остается человек, в жизни ‒ это наши близкие и коллеги. Самое ценное ‒ это люди, которые нас окружают!
‒ Это стихотворение можно несколько раз прочитать и что-то новое услышать. Но оно актуально сейчас в данную минуту, у нас государство переживает не самое простое время, и для меня становится принципиально в каких-то вещах не молчать. Ведь всегда легко согласиться с чем-то, о чем потом будешь жалеть.
‒ У вас есть увлечение ‒ прыжки с парашютом,‒ которым вы занимаетесь с детства. Расскажите, зачем это вам сегодня?
‒ Это попытки избавиться от ответственности (смеется - авт.). На самом деле, я двадцать лет не прыгал. У меня 115 прыжков, и первый был в 13 лет, тогда для меня было интересно себя испытать. Прошлым летом вернулся к парашютному спорту, хотелось эмоциональной встряски.
‒ Какой вы себе представляете ту самую компанию, в которой вам легко? Опишите образ человека, с которым хотелось бы идти по жизни.
‒ У меня нет стремления идеализировать, я стараюсь не создавать нереальные ожидания относительно человека. Я привык объединять очень разноплановых людей. Естественное несовершенство человека мне понятно и оно не становится препятствием к поддержанию отношений. Я вижу красоту в людях, несмотря ни на какие обстоятельства. Бывает, человек помятый жизнью, усталость, грусть в глазах, а за этим видно красоту прожитой жизни. Нужно понять, что самым главным остается человек, в жизни ‒ это наши близкие и коллеги. Самое ценное ‒ это люди, которые нас окружают!
Специальный медиа-проект «Люди-золото» рассказывает о тех, на чьем мастерстве, знаниях и опыте развивается сегодня строительная сфера в регионе. Мы запустили его, чтобы рассказать реальные истории успеха из мира строительной отрасли и показать какое значение в развитии экономики области и страны в целом имеет человеческий капитал.